Работа на конкурс "Как я полюбил крогана". "В память о двух"

Анализируя свои воспоминания, я не могу найти той самой точки, с которой все началось.

Впервые я встретил её на Цитадели, когда она пыталась убедить Совет в виновности Сарена.

Но тогда я не обратил на неё внимания, рассматривая её как одного из тех, кто мог бы мне помочь

Потом я встретился с ней в клинике у доктора Мишель, но та наша встреча была несколько более напряженной.

А потом было несколько месяцев на Нормандии в погоне за Сареном. Наверное, тогда я понял, что люблю её. Люблю человека. Ну и что, что она человек? Ну и что, что ворвавшись в гущу боя, разметав кучу врагов, порвав один на один крогана-биотика, она может подставить спину подлому саларианскому вивисектору и провести неделю в лазарете? Ну и что, что на её корабле понятие дисциплина испарилось быстрее, чем реагенты в кислоте? Ну и что, что её голодный взгляд вызывает икоту у Рекса, а запасы моих турианских сухпайков испарились в неизведанном направлении? Ну и что, что она биотик? Духи! Пусть мы такие разные, пусть она Спектр, штурмовик, человек. Пусть я турианец, СБЦшник, снайпер. Но однажды я понял, что я не могу жить без зеленой глубины Её глаз. Я понял, что преследующий меня запах, вызывающий невнятные картины и воспоминания о первой любви и о доме, это запах её волос. Я понял, что когда я волнуюсь и отчитываю её за неосторожность, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО волнуюсь за неё. Я понял, что она мне небезразлична. Перед высадкой на Илос, я пришел к ней, хотел поговорить, признаться в своих чувствах. И в тот день я был самым счастливым турианцем во Вселенной, потому что она ждала меня. А потом была победа, рутинные миссии, и два мрачных года.

Два года, которые я хотел бы забыть настолько, что, не задумываясь, отдал бы за это что угодно.

Два года наполненных ночными кошмарами, два года попыток сделать Галактику чище, два года…

А потом она появилась в моей жизни снова. Ворвалась, биотическим штормом сметая наемников с моста в пропасть и умудряясь промазать из снайперской винтовки в неподвижную мишень.

Мы не успели тогда толком поговорить, но кое-что я понял сразу. Она лишь казалась прежней.

Она стала другой. Это я понял, когда лежал на полу, ничего не соображая. Она была сильным биотиком, но никогда не могла смять, скажем, гетовский шагающий танк, как ненужную бумажку. Но именно так она поступила с тем летуном.

Я был слишком сильно контужен, что бы построить самую простую и очевидную связь, я навоображал себе невесть, что и целыми днями скрывался от неё под предлогом калибровки артсистем. Я боялся того, что Цербер изменил её, во время совместных вылазок, я видел, что она стала более мрачной, более опасной, более вспыльчивой. В ней уже не было места доверию, которое едва не стоило ей жизни, на корабле доктора Салеона.

А потом мне удалось найти Сидониса, и тогда я снова увидел её прежнюю. Способную на доверие, готовую дать второй шанс даже предателю.

Сидонис открыл мне глаза на многое, но в тот день, в тот момент он вернул мне, Её. Он вернул мне Шепард.

Сейчас Нормандия летит на базу Коллекционеров, по расчетам у нас есть ещё несколько часов свободного времени. Сейчас я встану, и пойду. Дойду до лифта, поднимусь в её каюту. И скажу ей лишь одну фразу:

-Я так скучал, по тебе… Шепард.

Я очень рано осталась сиротой, большая часть моих сослуживцев погибла на Акузе. Моя жизнь была обычной жизнью пехотинца. Да, я была биотиком, но эти способности. Они благо или проклятье? Человечество, всегда любило поиграть со шкатулками Пандоры. Из-за того что я биотик у меня не было близких друзей, а потенциальные партнеры избегали меня, как огня. Альянс был готов помочь, всем кто оказался в таком же положении, но знаете, шел бы Альянс со своими предложениями в черную дыру. Не надо слишком явно делать из людей лабораторных мышек.

Нет семьи, нет друзей, нет даже просто хороших знакомых, дни рожденья в одиночестве и бутылка крепкого алкоголя на ночь, что бы не мучили кошмары. После встречи с протеанским маяком, перестал помогать. Моя жизнь была замкнутой, я отвечала только за себя. После Иден Прайм, я отвечала за все человечество, за всю Галактику. И вдруг, я понимаю, что я сражаюсь не за абстрактную Галактику, а за свое простое счастье. За Нормандию, за своих друзей. И за Гарруса.

Впервые я столкнулась с ним на Цитадели, он явно не доверял Сарену, но ничего не мог с этим сделать. И тут очень удачно на его пути появилась, я слегка взбешенная обращением Удины и Совета.

Чуть позже мы с ним встретились в медклинике, и встреча была горячей. Он показался мне позером аккурат в тот момент, когда точным выстрелом отправил содержимое черепной коробки одного из наемников аккурат на противоположную стену. Глядя на то, как аккуратно он обходит кровавые лужи, оставшиеся от остальных (я признаю, мне стоило подумать, прежде чем заряжать в дробовик фугасные патроны), я сразу поняла, что у меня с ним сработаться не выйдет.

Он был снайпером, идеальным профессионалом, из тех, что на выбор с дистанции в километр бьют в правый или левый глаз. Он не терпел ненужных рисков, уважал законы, и даже сухпайки употреблял в пищу, как если бы он находился на светском рауте.

Я ошибалась, да я ошибалась, я Шепард и я признаю, что я ошибалась. Мы сработались. Мы идеально дополняли друг друга в бою. Он успевал отстреливать отброшенных биотикой, до того как они падали на землю, он снимал вражеских снайперов с такой непроницаемостью и безразличием, что это смотрелось завораживающе красивым танцем смерти. У него всегда наготове был панацелин, обезболивающее и подбадривающая турианская фразочка. Он умел признавать свои ошибки, умел подчеркнуть чужие ошибки не вызывая чувства злобы. Он даже умел во время остановить меня. Меня, штурмовика с дробовиком наперевес.

Когда я лежала в лазарете, после того как меня подстрелил саларианец-вивисектор, он пришел ко мне взволнованный и вместо потока неодобрения, в предвкушении которого я даже вжала голову в плечи, он просто извинился передо мной и попросил быть осторожнее. Он ни слова не сказал мне по поводу сломанной оптики в винтовке, или съеденных сухпайков (гадость жуткая, но килокалории, килокалории!!!).

Я начала ловить себя на мысли, что его присутствие рядом со мной, это нечто большее, чем просто вовремя подставленное плечо. Его глаза, его гребень, узоры на его лице. На Вермайре, мне пришлось оставить одного из членов экипажа на верную смерть. Когда я спросила себя, а что если бы на его месте был Гаррус, я поняла, что для меня значит этот турианский снайпер.

В тот вечер перед Илосом, когда он появился в моей каюте. Я бросилась ему на шею и рыдала, рыдала от счастья, потому что самый близкий мне человек (пусть он и турианец), вот он здесь, стоит передо мной живой и невредимый.

Два года спустя, на Омеге я снова увидела его. Я уже знала, что это он, его снайперские манеры выдавали его с головой, только он мог позволить себе с непринужденной легкостью выбить гранатометчика таким образом, что бы его снаряд попал в летуна. И это после того как он уже вторые сутки держал оборону. Пижон!

Когда я увидела, как он упал от взрыва ракеты… В моей душе что-то перевернулось. Перевернулось с такой силой, что снесло все защитные барьеры. Неважно, что там было передо мной, летун, ИМИР, да хоть Властелин. Это стояло между мной и Гаррусом, который был ранен, который истекал кровью…

Гарруса удалось вернуть в строй, моментами эти шрамы даже шли ему, но почему-то он начал меня избегать. Омега сильно изменила его, это я поняла. Он мог проиграть сражение за собственную душу, я не хотела лезть ему в голову, я не душеправ и ненавижу армейских психологов, но я поняла, что должна остановить его руку, не дать ему убить Сидониса.

Возможно это помогло… Он снова заперся у себя в отсеке, отсылая меня под предлогом калибровок.

Раньше это меня злило

Это невероятно злило меня, Коллекционеры были очень кстати, они буквально сами шли в руки помогая «спустить пар» .